— Раздеть до рубашки, — скомандовал он.
Естественно, приказ тут же выполнили. Теперь меня, практически голую, придирчиво щупали трое, о чем-то переговариваясь между собой на незнакомом наречии. Стояла, мужественно сжав зубы, и ждала окончания унижения. Чтобы успокоиться, считала. Пальцы торговцев казались червяками, после которых тянет помыться.
Араргец в кожаной куртке развернул меня спиной, узнал номер и попросил принести опросный лист.
— Семнадцать, – радостно улыбнулся он, — самое то! Если она здорова и невинна, из нее выйдет великолепная торха, я бы сказал, элитная торха. После врачебного осмотра согласен заплатить казне двести цейхов.
Видимо, остальные торговцы посчитали цену завышенной, и я досталась человеку в кожаной куртке.
Шагая внутрь казарменных помещений, в которых до отправки торговцам содержался живой товар, молилась, чтобы меня не сделали хырой. Только бы торхой! Еще тогда я инстинктивно чувствовала, участь торхи не столь печальна, как беспросветное существование хыр.

Солдат втолкнул в комнатку без окон. Из мебели: стул, стол, ширма, а за ней – простое ложе, покрытое простыней. За столом сидел человек и что-то писал в толстой амбарной книге.
— Еще одна? – лениво бросил он через плечо. – Иди за ширму и раздевайся.
Раздевайся? Куда дальше: на мне только нижняя рубашка, белье и чулки.
Оторвавшись от записей, араргец вопросительно посмотрел на меня.
— Ну, что стоишь? Не стесняйся, я врач, женские прелести не интересуют. Или позвать солдат, чтобы они тебя держали?
Судорожно сглотнув, отправилась за ширму. Взялась за подол рубашки, но снять не решилась.
— Давай, не задерживай меня. — Врач взял перчатки из непонятного желто-белого материала, плотно облегающего руки, и шкатулку с инструментами. – Ладно, — смягчился он, войдя в положение трясущейся от страха девчонки, — сначала просто сядь и покажи горло.
Врач внимательно осмотрел его, а также нос, глаза, кожу, сосчитал пульс, спросил, чем болела в детстве. Затем, видимо, отчаявшись, что я сделаю сама, снял рубашку и пощупал живот. Удовлетворенно кивнув, врач вернулся к столу, сделал отметки на обороте опросного листа и в амбарную книгу.
Обрадовавшись концу унижений, собралась одеться, но араргец остановил:
— Подожди, самого главного мы еще не видели. Белье снимай. Сначала верх.
Щеки покрылись пунцовыми пятнами. От смущения перехватило дыхание.
—Никогда к врачу не ходила? – удивился араргец. – Для тебя я не мужчина, хватит краснеть!
Дрожащими руками распустила ленту и сняла бюстье.
Врач вслух обозначил форму груди, записал данные в оба документа, а потом тщательно осмотрел, надавливая и пощипывая, поинтересовался, не находила ли я каких-либо уплотнений. Ответила отрицательно.
— Прекрасно! Судя по всему, ты здорова. Теперь снимай трусики и ложись на спину.
Видимо, я пришла в такой ужас, что достучалась до зачерствевшего на работе араргца.
— Успокойся, никто тебя насиловать не собирается. — Он погладил по голове и сам, легонько ударив по рукам, избавил от спорного предмета одежды. – А теперь будь умницей и дай мне взглянуть. Расслабься, это не больно.
Умницей мне пришлось стать поневоле. Разумеется, я не собиралась раздвигать ноги перед первым встречным, но врач оказался опытным.
— Девственница. — Он выпрямился и снял перчатки. – Не так уж и страшно, а? Ладно, одевайся, сейчас отдам карточку. В хыры тебя точно не отправят, можешь радоваться.
Мне было все равно. Жалкая, зареванная, лежала на простыне, судорожно сжимая согнутые в коленях ноги. Мерзко!
К счастью, испытания на сегодня закончились. Меня накормили, позволили вымыться и снабдили чистой одеждой – серым платьем с разрезами на бедрах. Под него надевалась тонкая нижняя юбка; нижняя рубашка не полагалась. Лиф платья держался на шнуровке. Бюстье оставили прежнее, зато выдали две пары чистых трусиков. Вот и все «приданое» торхи.
Утомленная дорогой и пережитыми событиями, я быстро заснула на общей кровати с двумя другими девушками.
Пробуждение вышло не из приятных. Какой-то ангерец в поношенной одежде тряс меня за плечи и что-то кричал на местном наречии. Видимо, он из крестьян и никогда не покидал пределов Арарга, не общался с представителями других народов, иначе бы говорил на сойтлэ. Для некоторых, например, нашего княжества сойтлэ — родной язык, как для остальных народов долины Старвея. Для некоторых стран, например, Арарга, — приобретенный.