Во рту стоял странный привкус. Когда сознание более-менее вернулось, поняла, это кровь. Кто-то разбил мне губу.

Голова гудела, раскалываясь на части. Спасибо, больше не били, зато связали руки за спиной. Видимо, я уже долго так пролежала, потому что они онемели.

Повертевшись, смогла осмотреться. Я лежала на полу в комнате без окон, судя по всему, в подвале. Подо мной – плащ. Проявление заботы порадовало и вселило надежду, что меня похитили не для того, чтобы убить.

Глаза резанул яркий луч света – открылась дверь.

Заерзала, но закричать не решилась.

— Красиво лежишь! – с ехидцей прошипел над ухом смутно знакомый мужской голос. – Наверное, успела меня забыть? А я помню. У меня хорошая память, а твою я сейчас освежу.

Мужчина ударил ногой в живот. Скрючившись от боли, застонала.

— Ну как, память вернулась, кеварийская сучка? Я сделал то же, что посмела сделать ты. Не будь Сашер таким добреньким, давно бы в земле сгнила, тварь!

Начала судорожно вспоминать, где и когда могла ударить незнакомца. Прошлое воскресили черно-палевые волосы араргца. Норн с торгов. Шоанез!

— По глазам вижу: узнала, — довольно ухмыльнулся норн. – Вставай и топай за мной. Полагаю, Сашер не слишком расстроится, если я заменю одну торху другой, да еще доплачу. А тебя, детка, отправлю туда, где таким самое место.

— Вы не имеете права, вы нарушаете закон!

Не знаю, откуда во мне взялось столько храбрости, но я выпалить все ему в лицо. Шоанез отреагировал неожиданно спокойно, даже не ударил.

— Как посмотрю, успела права выучить. Нет, кеварийка, я ничего не нарушаю, потому что официально ничего не делаю. Это не мой дом, не мои люди, и меня здесь нет. Единственное, в чем меня можно обвинить, — не обратил внимания на подозрительных личностей, тащащих рабыню. Эй, заходите! – крикнул он кому-то.

Дверь снова отворилась, впустив женщину. Ту самую, которая вызвалась меня проводить. Только теперь она выглядела иначе: богаче, ярче. Вся в золоте, глаза густо подведены черным. Вскоре к ней присоединилась вторая женщина, постарше, обрюзгшая, но тоже увешанная броскими драгоценностями.

— Мой норн! — Обе низко поклонились.

Шоанез не ответил и присел на единственный стул, пододвинув его ближе ко мне.

— Можете приступать. – Норн лениво махнул рукой. – Смотрите, сколько угодно.

Та, что моложе, наклонилась и задрала юбку, щупая ноги. Вторая расшнуровала платье. Осмотр напоминал подобную процедуру в распределителе, только вот она казалась еще более омерзительной из-за Шоанеза. Когда пожелтевшие, унизанные безвкусными перстнями пальцы потянулись ко рту, не выдержала и укусила женщину. Взамен получила пощечину.

— Нет, не возьму, хотя красивая, — покачала головой первая араргка, та, которая заманила в ловушку. – Я уже не в том возрасте, чтобы учить уму-разуму девочек. Да и торха… — Она задумалась и вновь мотнула головой. – Нет, не возьму!

Поклонившись Шоанезу, она ушла. Вторая женщина осталась, несколько минут пристально разглядывала и обернулась к норну:

— Сколько она пробыла торхой?

— Не беспокойся, Трувель, ублажать мужчин должна уметь, — равнодушным скучающим тоном ответил Шоанез. – Если нравится, поговорим о цене.

Женщина задумалась, покусывая краешек губы. Пальцы теребили кольца.

— Придется нанимать мага, ломать защиту браслета – слишком дорого! С другой стороны, товар ценный. У нее нежная кожа, красивые глаза, фигура, кое-какой опыт, образование… Я бы взяла для особых клиентов. Сто пятьдесят, мой норн.

— За нее платили четыреста пятьдесят цейхов. — Шоанез оценил меня дороже, нежели деал Себр.

— Ну, невинность всегда в цене! — рассмеялась женщина. – Теперь товар подпорчен и не вами, мой норн. Я и так плачу втридорога за краденную торху, рискую, очень рискую!

— По рукам! – недовольно буркнул норн. – Давай деньги.

— Э, не так сразу, мой норн! – Торговка оказалась опытной. – Сначала ее осмотрит врач.

— Сейчас, Трувель, или будешь болтаться в петле, — повысил голос Шоанез.

Осознав, куда меня хотят продать, ужаснулась. Никогда не думала, что буду молить небеса оставить меня торхой, но я молила. Увы, боги остались глухи.

Женщина и Шоанез вышли, продолжая горячо обсуждать стоимость «живого товара», им на смену пришли печально знакомые мужчины. На этот раз в мешок меня не засунули, просто взвалили на плечо и вынесли на улицу.

Квартал, в котором я оказалась, заметно отличался от того, в котором жил хозяин: низкие лагучи, склады, сараи, грязь, снующие по мостовой крысы. Теперь я поняла, почему никому не придет в голову искать здесь Шоанеза. Самого его увидела через пару минут – пронесся мимо верхом на гнедом скакуне. Значит, об оплате договорились.

— Несите ее ко мне, мальчики! – весело крикнула новоявленная покупательница. – Тут недалеко, через три улицы. «Красная дама».

При этом названии мужчины расплылись в сальной улыбке. Очевидно, они там бывали и получили удовольствие. Какое – уточнять не требовалось.

Висела на плече у мужчины и думала: так ли плохо жилось у хозяина? Предложи кто-нибудь добровольно вернуться, вприпрыжку побежала. Между куклой и циновкой в прихожей большая разница.

Но зачем понадобилось связываться с торхой, и как владелица «веселого дома» собиралась дезактивировать браслет? Столько возни ради обычной девушки! Я же не принцесса, имени заведению не принесу. Или остальные девушки, которые продают тело за деньги, настолько ужасны, что на их фоне я выгляжу королевой?  Рассмеялась. Ну, кто тебе сказал, будто выросшие на дне некрасивы, и их нельзя обучить вежливому обхождению с клиентами? Не думаю, чтобы в публичном доме велись светские беседы. Так, поздороваться, пара общих фраз, наверное, чай или что-то покрепче – и все. В постели проститутки, несомненно, искуснее, я же почти ничего не умею. От меня многого не требовали, лишь бы бревном не лежала.

Нет, не понимаю, в чем ценность торхи. Может, в том, что принадлежала виконту? Наверное, Трувель будет предлагать меня со словами: «Почувствуйте себя норном». И желающие найдутся – хотя бы таким образом приблизиться к миру избранных.

За разговором самой с собой не заметила, как мы дошли до «Красной дамы» — двухэтажного дома с мезонином. Яркая вывеска с красоткой намекала, что найдешь, когда поднимешься по ступенькам.

Дребезжащий звук дверного колокольчика стал новой вехой в жизни.

Миновав темную прихожую, меня внесли в полную зеркал гостиную и бросили на один из многочисленных диванов. Курившие на полу кальян девочки с интересом уставились на меня. Мои ровесницы или даже моложе, одеты в сильно декольтированные платья с разрезами по бокам. Близился вечер – рабочая пора, — и подопечные мамаши Трувель пребывали в полной боевой готовности: накрашенные, обильно надушенные.

— Новенькая, — представила хозяйка публичного дома. – Переоденьте, в порядок приведите. Пусть сегодня только помогает, присматривается. Придет маг, браслет с нее снимет, обслужите бесплатно. — Среди девочек пронесся недовольный шепот, но хозяйка внимания не обратила, хлопнула в ладоши: — Все, работать!

Ко мне, покачивая бедрами, подошла большеглазая брюнетка. Прищурившись, смерила взглядом с головы до ног и пробасила:

— Пойдем, что ли? Ты у нас как: хыра, али торха? Ну-ка, ручонку дай!

Она ухватила за запястье, рискуя его вывернуть, и взглянула на браслет.

— Торх! – присвистнула брюнетка. От нее несло дешевыми духами и тухлой рыбой. – Каким ветром тебя сюда занесло? Ну, да ладно, дело прошлое. Я Магда, а те лохудры, – она кивнула на девушек с кальяном, — Дара, Савента, Йорин, Ойке и Стьява. Стьява – кличка, она имени не помнит. Родители по пьяни в детстве в бордель продали. Ты не смотри, что она мелкая – опыта не занимать!

Стьява – вертлявая худышка – фыркнула и, изогнувшись, прошлась губами по мундштуку кальяна. Вышло донельзя пошло, впрочем, девушка этого и добивалась.

Магда хрипло рассмеялась и, наклонившись, шлепнула по мягкому месту.

— Чего разлеглась, корова? Наверх топай! Мой тебе совет: чужих мужиков не трогай. Есть такие, они только к одной девочке ходят, цацки дарят. Сразу говорю: мой блондин с серьгой в ухе. Посмеешь подойти, личико изуродую. Ничего, не расстраивайся, — подсластила пилюлю собеседница, — поработаешь годик, своего заведешь. Может, мамаша подсобит: она всем новеньким клиентов выбирает. Ты не кочевряжься, недотрогу не изображай, а то в другой бордель продадут, где пьяная шваль ошивается. У нас-то мужик приличный.

Села и обратила ее внимание на связанные руки. Девица сходила за ножом и с разрешения хозяйки освободила от пут. Пытаясь вернуть чувствительность затекшим конечностям, посидела немного на диване и поплелась за Магдой. Взгляд упал на двух мерзил у двери. Мимо таких мышь не проскочит.

По сравнению с комнатой работниц «Красной дамы» коморка торхи в доме хозяина казалась дворцовым покоем. Спали все вместе, вповалку, на двух широких кроватях. Ванная тоже одна на всех – старая, жестяная. В ней меня и вымыли. Потом Магда протянула мне нечто, с улыбочкой обозвав платьем. На разумные возражения, что с таким вырезом видно нижнее белье, девица «обрадовала»: оно и не полагалось.

— Совсем? – испуганно пискнула я.

— Верх, дуреха! – расхохоталась Магда и швырнула алое платье на кровать. – Мамаша специально такое дать велела, чтобы быстрее привыкла. Полапают, конечно, но ты не боись, работать не придется.

— Ага, только голым задом повиляешь, — поддакнула рыжая Ойке. – Ей ведь сегодня павлина изображать? – Она покосилась на товарку.

Та кивнула, и Ойке кинула мне видавшее виды перо, которое следовало воткнуть… В общем, как у настоящего павлина. И вот в таком виде, крутя бедрами, абсолютно голой, мне надлежало отплясывать на клавесине – имелся в борделе и такой.

— Покажешь товар лицом, — лениво протянула Магда, оценила меня без одежды и констатировала: – Покупатели найдутся. За шестнадцатилетнюю сойдешь – любимый возраст. На самом деле-то сколько?

— Восемнадцать.

Из головы не шла картина будущего танца. Ни за что не стану! Не заставят же они насильно!

— На год меня старше. Давай, напяливай, и накрашу.

Магда быстро подвела мне глаза, нанесла на губы алую помаду. Порывшись под кроватью, девица вытащила пару туфель на высоком каблуке. Они оказались велики, но подобные мелочи никого не волновали.

Держась за перила, спустилась вниз, где девочки обхаживали первого клиента. Одна, кажется, Дара сидела у него на коленях и лизала шею.

Мамаша Трувель велела принести гостю вина. Робко поинтересовалась у нее насчет танца и вздохнула с облегчением: девушки зло пошутили.

— Наверх, крошка! — крикнул мужчина и встал, увлекая за собой полуголую девицу. – Только поторопись, а то мы и без винца!

Проходя мимо, он ущипнул меня.