*       *        *

 

В начале зимы краем уха услышала об очередной военной компании Арарга. Наверное, такой же молниеносной, как кеварийская.

В преддверие отъезда — коннетабль осуществлял общее командование войсками —  хозяин устраивал дружескую пирушку. Помогая готовить пунш, жарить мясо и печь пироги, гадала, возьмет ли он меня с собой. По идее должен, но ведь это война, а торха должна следовать за владельцем в мирное время.

Мелькнула мысль, что, вернувшись, он может привезти новую торху. Наверное, я бы обрадовалась: меньше внимания, больше возможностей. Но, с другой стороны, жалко девочку, которой искалечат жизнь.

Гости собирались к девяти часам вечера. Ограничиваться разговорами и выпивкой норны не собирались, пригласили музыкантов и танцовщиц. Заказали и нескольких девочек, не из публичного дома, а дорогих. Их называли куртизанками и даже приглашали на балы. Насколько я поняла, от проституток их отличало образование, разборчивость в клиентах и минимальный риск подхватить «плохую болезнь». Поговаривали, таких женщин уважали при дворе, некоторые крайне умны и даже сочиняют стихи.

Мне поручили встречать гостей, провожать их в Большую гостиную и предлагать напитки. Разносили их хыры, я просто узнавала предпочтения.

Куртизанки на первый взгляд ничем не отличались от норин, только одевались ярче, но не вульгарно. Все полукровки, с утонченным дымчатым макияжем, придававшим взгляду загадочность. Для них сварили пунш – не знаю, почему, но они предпочитали именно этот напиток.

Стоя в дверях в ожидании распоряжений, наблюдала за компанией, удобно расположившейся на диванах и креслах. Восемь человек: пятеро мужчин и три женщины. Перед ними извивались в танце гибкие танцовщицы. Они напоминали альвов – такие же стройные, высокие, светловолосые, голубоглазые.

Музыкантов наняли из местных, типичных араргцев без иноземной крови.

Хыры сновали от гостя к гостю, приносили и убирали тарелки, наполняли бокалы.

Двоих друзей хозяина я знала: Шоанеза — осенью они помирились – и Роналд. Другие были мне незнакомы, но тоже военные. Один – командир отряда Наездников, другой как-то связан с кавалерией.

На меня практически не обращали внимания. И к счастью!

— Что, опять очередную девчонку купил? – Хозяин расслабленно откинулся на спинку кресла, поглаживая пальцами ободок бокала. – Сколько ты уже потратил на них, Абердин?

— Я не считал, — усмехнулся кавалерист, на поверку оказавшийся командиром лучшего полка королевства. – Дядя оставил солидное наследство, могу себе позволить.

— Да уж, спускаешь деньги на благотворительность! – рассмеялся Шоанез. – Ты их хотя бы пользуешь или сразу отпускаешь?

— Когда как, — уклончиво ответил Абердин. – Понимаешь, есть совсем молоденькие, подростки, а я не могу с такими, у меня сестре пятнадцать. Малышек из жалости покупаю, учу, держу служанками года два-три, в восемнадцать вольную даю. Разумеется, если почувствую проснувшийся интерес к мужчинам, беру в спальню. Знаешь, Шоанез, лучше я, чем какая-нибудь пьяная скотина в трактире. Да и плохо, когда у девушки из-за первого раза на всю жизнь неприязнь к мужчинам.

— Значит, все-таки пользуешь? – не унимался Шоанез. – Правильно, вольную нужно заслужить, а деньги отработать.

— Если тебе так интересно, да, но не всех. Только семнадцатилетних. Таких я замуж потом выдаю.

— А себе дочурок и сынишек всех рас оставляешь, — расхохотался норн и отхлебнул из бокала.

Я давно поняла, Шоанез любил женщин, но в самом плохом смысле этого слово. Насиловал все, что приглянулось.

— Детей оставляю редко, обычно к врачу вожу, чтобы специальные капли выписал. В отличие от тебя, я против как торх-крольчих, рожающих каждый год.

— Говорю же, деньги девать некуда! Ну понесла, ну не нужен приплод, так избавься. Помрет, невелика потеря!

Шоанез развалился на диване, широко расставив ноги. Он вызывал стойкое чувство омерзения: и позой, и словами, и самодовольной рожей.

— Не люблю аборты, — скривился Абердин. – Если девочка только для развлечения, зачем ее мучить? Детишек мне Эмира рожает. – Он улыбнулся. — Сокровище, а не торха! Вот думаю на смену другую присмотреть, а ее экономкой сделать. Она с супругой хорошо ладит, можно в доме оставить.

— Как я посмотрю, ты у нас благотворитель! Всех торх замуж выдаешь.

— Не всех, только тех, кого малолетками купил. Просто я их не для спальни приобретал. Для плотских утех других присматриваю, с них и спрос иной. А ты, Сашер, кажется, уже нашел свою Эмиру, — подмигнул Абердин не участвовавшему в разговоре виконту. — Вон, какое зеленоглазое сокровище стоит в дверях!

Взгляды троих устремились на меня. Пришлось отвернуться, изображая, будто не интересуюсь чужими разговорами.

— Да, благодаря Шоанезу, который чуть не сделал ее хырой.

Хозяин поманил к себе. Подошла, ожидая приказаний, но их не последовало: меня просто показали собравшимся. Даже куртизанки проявили интерес, сказали, мои глаза как малахит в королевском тронном зале, только лучистее.

Виконт усадил на колени и погладил живот. Всучил в руки початый бокал с вином, пришлось выпить. Крепкое!

— Как, скоро родится мальчонка? – поинтересовался четвертый участник беседы, Наездник.

— Одному небу известно, — вздохнул хозяин. – Проблемы у нее, знахарка сказала. Лей травки пьет, должна уже скоро забеременеть.

К знахарке ходила я. Как стали отпускать одну в город, поняла: нужно. Виконт ведь уже не сдерживался, не надевал «колпачков», начал спрашивать, не тошнит ли. Рано или поздно отвел бы к врачу, тут все и вскрылось бы. Поэтому сыграла на опережение. Соврала, будто беспокоят женские дела и с разрешения хозяина сходила к знахарке. По таким мелочам врача не беспокоили, многие служанки бегали к подобным ведуньям. Женщина оказалась понимающая, выдумала некую болезнь, мешавшую иметь ребеночка, дала заумное средство и ободрала, как липку. Зато вопросы о беременности временно отпали. Виконт даже посочувствовал.

Все же, простой люд к рабыням относился с понимаем. Та же знахарка могла бы хозяину выдать, а помогла, пусть и оставила без скудных сбережений. Мне ее на рынке посоветовали. Мол, лишних вопросов не задает, лечит на совесть. Как выяснилось, врет тоже.

Веселье продолжалось глубоко за полночь. Я в нем не участвовала. Удовлетворив чужое любопытство, хозяин отослал на боевой пост. К тому времени, как подвыпившие гости начали расходиться, успела задремать. Не желая встречаться с пьяным хозяином, поспешила расстелить ему постель и спряталась под столом в столовой – глупо, но ничего не могла с собой поделать. В тайне надеялась, с виконтом останется одна из куртизанок, но надежды торх редко сбываются.

— Лей, куда ты запропастилась? – Голос гулко отзывался в тишине комнат. Выпил много, язык заплетается. – Иди сюда!

Разумеется, никуда не пошла, решив затаиться. Все равно скоро заснет, со мной или без меня, а наутро уже не вспомнит. Да и некогда: весь день в сборах, потом отъезд.

Хозяин не сдавался. Видимо, желая во что бы то ни стало отыскать игрушку. Он быстро понял, сама не приду, и подключил к розыску слуг.

— Ты сбежала, мерзавка?!

Если бы могла, сбежала, благо выпал случай, только не стоит час свободы Площади слез. Вот бы снять браслет и прикрепить его, скажем, к собаке. Тогда бы меня не нашли. Я пробовала, без магии эта штука не снималась.

Интересно, пластина в замке, или хозяин возит ее с собой, как Роналд? Сейчас, кстати, проверим. Если решил, что сбежала, первым делом возьмет пластину.

— Зеленоглазка! – Рык перебудил весь дом.

Забегали заспанные слуги, заметались факелы. Видела, как они пробегали мимо стола, под которым притаилась я, защищенная длинной свисающей скатертью.

— Шкуру спущу, если она сбежала! – бесновался хозяин. Кажется, даже хмель прошел. – Почтового голубя мне! Ты и ты – бегом за стражей. Опишете приметы. Прочесать сады и парки, поставить на уши солдат. Пусть капитан Мандера найдет кеварийку! Живую и невредимую. Не бить, чтобы ни царапинки!

Отлично, теперь знаю порядок действий. Только голубь для кого: для сеньора Мигеля или сеньоры Джованны? Уверена, норн предпочтет нанять мага-охотника, который меня знает.

Потом все стихло. Слуги разбежались выполнять поручения. Правда, дом замер ненадолго, всего на пару минут. Тишину нарушил удивленный голос хозяина:

— Что ты говоришь, Мигель? Не покидала дома. Где? В столовой?

Значит, пластина в замке, в хранилище. Хорошо. Плохо другое – с магом связываются не посредством голубиной почты. Видимо, через какой-то зачарованный предмет. Им оказался шар, во всяком случае, именно его держал в руках хозяин, когда, наклонившись, откинул угол скатерти.

Зажмурилась, приготовившись к удару.

— Что ты тут делаешь? – медленно, делая паузы между словами, спросил норн.

Молчала, придумывая достоверную ложь.

— Ну? – хмурился виконт.

— Я… я пряталась от сеньора Шоанеза, — сказала первое, что пришло в голову. – А потом заснула.

— И так крепко спала, что проснулась только теперь? – ехидно поинтересовался хозяин.

Он схватил за руку и выволок из-под стола. Шар сунул во внутренний карман – значит, всегда носил с собой.

— Зеленоглазка, — голос норна был ядовито-сладок, — что я говорил про ложь?

Низко опустила голову. Зачем отпираться? Лучше придумать причину, по которой солгала.

Взяв за подбородок, хозяин заставил смотреть себе в глаза. Вторая рука легла на пряжку ремня. Зачем – понятно. Для воспитания лживой торхи.

— Я испугалась! Только поэтому соврала, хозяин!

— Чего? – Рука замерла на ремне. – На этот раз чистую правду.

— Вас. Я нечаянно разбила бутылку дорогого вина, боялась наказания.