Оглавление

 

Меньше всего на свете в сложившихся обстоятельствах мне хотелось переступать порог королевского дворца, но выбора не оставили. Оглядываясь на свою короткую, всего шестнадцать лет, жизнь пришла к грустному выводу: за меня всегда решали другие. Сначала тот, которого считала отцом, лишил матери, любых надежд отыскать когда-либо родных. И ради чего? Моей сущности, дара и силы, которые магистр Онекс планировал использовать в своих интересах. Проще говоря, сделать племенной кобылой. Подозреваю, лечь со мной он собирался сам. Сомневаюсь, будто магистр пожелал бы делиться с кем-то щедрым подарком, который получил бы при дефлорации. Так уж устроено, каждая девственная наиви, то есть истинная светлая, несет в себе магию, которую передает первому партнеру. За нее дрались, готовы были убить друг друга. И меня заодно. Для некоторых я являлась всего лишь сосудом, который надлежало вскрыть на алтаре без всяких близких отношений. Впрочем, вздрагивать при упоминании некромантов и в частности всесильного Соланжа Альдейна, начала только в Веосе. До этого, пока жила в Мире воды, свято полагала, будто магистр Онекс – мой отец, а моя судьба – лечить раненных и, блюдя строгую нравственность – теперь понятно, для чего, выйти за указанного родными человек.

Темные, светлые, серые – три магических расы, три извечных противника. Теперь из светлых, наиви, осталась только я, а серые – ланги – и темные – навсеи – сцепились за власть над Миром Воды. Глупая и бессмысленная война! Зачем темным отсталый мир, если в их родном хватает места и разнообразных удобств, о которых ланги и не слышали?

Однако, тесно прижавшись к Геральту Свейну в темноте кареты, думала совсем о другом. Перед глазами проносились события недавнего прошлого, когда я чуть не стала жертвой безумной супруги возлюбленного. Элиза Свейн, графиня Местрийская, мстила за внимание мужа и заодно собиралась использовать столь ценный магический ингредиент, как последняя светлая, ради государственного переворота и помощи одержимой сестре. Она выкрала меня из ванной Геральта, когда мы…Тут уши неизменно краснели – воспитание давало о себе знать. Заниматься любовью с мужчиной – неимоверно приятно, но у меня слишком маленький опыт, чтобы свыкнуться с нравственными аспектами. Приемные родители не уставали повторять о мерзости близости, темные же проповедовали чувственные удовольствия. Наверное, я потихоньку становилась навсейкой, потому как жаждала вновь ощутить внутри упругое естество Геральта, стать ножнами для его клинка.

А ведь не так давно наши отношения меньше всего походили на любовные. Геральта пленила в Мире воды моя мнимая сестра и уготовила участь постельной игрушки. Ему – темному, для которых гордость важнее жизни! Я лечила Геральта, а потом стала невольной пособницей побега. В итоге оказалась в Веосе и развлекала бы сейчас весь род Свейнов, если бы не та самая одержимая сестра Элизы. Именно она разглядела во мне наиви, а я спасла Геральту жизнь после очередного покушения. Словом, иногда чувства рождаются из пережитых вместе испытаний. Их на нашу долю выпало с лихвой.

И вот, когда я надеялась на тихое, мирное счастье, — письмо некроманта его величества, Хозяина смерти, Соланжа Альдейна. Он неукоснительно требовал прибыть во дворец.

Гадала, пропустят ли меня стражники. Вдруг Соланж забыл внести меня в списки? В королевский дворец просто так не попадёшь.

Геральт молчал и, сжимая кулаки, смотрел в окно. Пару раз он порывался что-то сказать, но всякий раз упирался взглядом в злосчастное письмо и сжимал челюсти.

Я же пыталась понять, зачем понадобилась Соланжу. Геральт – понятно, всё-таки Элиза его жена. Сейчас ему, наверное, сообщат, что она мертва, казнена по высочайшему приказу, и поведают обо всех тёмных делах графини. Надеюсь, ни в чём не обвинят: Соланж ведь подозревал, именно Элиза виновна в нездоровье королевы. Ее величество Евгения постоянно болела и напоминала тень. Поразмыслив, пришла к выводу, королю потребовался лекарь, и он попросил Соланжа позвать меня. Наверное, попросит описать состояние королевы, свидетельствовать против графини Свейн.

Стражники без лишних вопросов отворили ворота, даже не проверили, есть ли у нас пропуск.

— Не нравится мне всё это! – выразил общее мнение Геральт, хмуро проводив взглядом фигуры чёрно-оранжевой форме. — Ничего, — тут же ободрил навсей, — тебе-то уж точно ничего не угрожает. У королевы долгая память и щедрая рука. – Он намекал на удачный опыт лечения высочайшей особы. — Надеюсь, — Геральт замялся и искоса посмотрел на меня, — ты ничего такого Соланжу не рассказала?

— Чего именно? – напряглась я.

Показалось, или Геральт чего-то не договаривал? Вот и сейчас отмахнулся, а червячок сомнения остался. Навсей явно опасался, что какая-то тайна всплывёт наружу. Знать бы какая! Напрягла память, припоминая, что могло бы заинтересовать короля. Бумаги королевы? Возможно. Но Соланж и так всё известно: он ведь заглянул в мою голову. Неужели ее величество плела интриги за спиной супруга? Развить логическую цепочку не успела: экипаж остановился у чёрного входа. Ещё один тревожный звоночек. Граф Местрийский, боевой маг и секретарь королевы всегда заходил через парадную дверь. Неужели опала, или еще хуже – тюремное заключение?

Нас поджидал человек в сером. Род его занятий распознать не могла. Слуга? Вряд ли. Судя по посадке головы, горделивой осанке и презрительному знаку свысока, дворянин. Очевидно, из личной службы короля – не знаю, как в Веосе называют тех, кто шпионят во благо государства.

— Следуйте за мной, — сухо обронил человек и, помедлив, добавил-таки: — ваше сиятельство.

— Всё так плохо? – изогнул бровь Геральт.

Показалось, или он узнал человека в сером?

В любом случае, Геральт нервничал, хотя не показал ни жестом. Навсеи скрывают эмоции, а страх наравне с жалостью считается позором.