Эллина покачала головой. Как же, умолчишь, когда соэр даже о плане сада расспросил! Она пришла в одиннадцать, сейчас уже два часа дня, а Брагоньер всё ещё не отпустил. И хоть бы рубашку расстегнул: душно же! Но соэр даже сюртука не снял, будто за окном не июнь, а март.

Гоэта вздохнула и выразила готовность подписать всё, что угодно.

— Прочитай сначала, — напомнил Брагоньер и протянул протокол допроса. – Если я ничего не упустил, поставь на каждой странице подпись, а в конце напиши: «С моих слов записано верно». Это важно, Эллина.

Гоэта кивнула и пробежала глазами листы с гербовыми водяными знаками. Вроде, всё верно, да и не станет соэр ничего приписывать: кодекс чести не позволит.

Эллина потянулась за пером и быстро поставила подписи в нужных местах.

— Что теперь? Начнёшь расследование, и мы не поедем в Калеот?

— Не до балов теперь, — Брагоньер забрал бумаги, проверил, всё ли оформлено, как полагается, и убрал в папку. – Некромант – это серьёзно. Мой долг – поймать его.

— Тогда зачем обещал? – обиделась Эллина. – Как всегда, работа превыше всего. Вечером тебя не ждать?

— Почему не ждать? – не понял соэр.

— Потому что ты сегодня же кинешься выяснять связи графа с тёмными. Вернёшься через месяц, ещё столько же потратишь на пытки, допросы… Самое время взять ещё один заказ и смотать на край земли.

— Лина, работа – это работа, а…

Он замолчал и поднял глаза на Эллину. В них читалось удивление.

— Мне показалось, или ты обиделась?

Гоэта промолчала. Можно подумать, другая бы не обиделась! Обещал – и обманул.

— Эллина, это всего на неделю.

Гоэта продолжала упорно молчать, только пару раз вздохнула. Взгляд буравил сложенные на коленях руки. Ей хотелось в столицу, хотелось на бал, а не сидеть одной и переживать, вернётся ли Брагоньер живым после встречи с некромантом. Отсиживаться за спинами других он не умел, обязательно будет присутствовать при задержании.

Огорчало и то, что при всей любви, соэр работу ставил выше Эллины. Взял короткий отпуск – и тут же заявил, что никуда не едет. Господин Ульман, заместитель Брагоньера, и дня не просидел в кресле начальника.

Уголки губ Эллины непроизвольно плаксиво опустились. Снова вспомнились прежние опасения и сомнения. Любовница и любимая – разные вещи, а Брагоньер ради Эллины не желал отдать дело другому. Можно подумать, в Тордехеше всего один инквизитор! Граф живёт в другой области, вот пусть им и занимается местное Следственное управление.

— Удачного дня! – Эллина встала и направилась в двери.

Настроение окончательно испортилось, требовалось развеяться. Пожалуй, никто, кроме Анабель, лучше не справится с этой задачей.

— Эллина, я тебя не отпускал, — напомнил соэр.

— Так отпусти.

Брагоньер встал из-за стола, подошёл к Эллине и усадил обратно на стул. Помедлив, накрыл её пальцы ладонью и пообещал, они поедут в Калеот. Гоэта видела, Брагоньер хотел, чтобы она возразила, поняла, сейчас не время для развлечений, но Эллина не стала. Она напомнила о вреде постоянной работы и заверила, и без соэра некроманта прекрасно поймают.

— Или я никогда больше тебе ничего не расскажу, — мстительно закончила Эллина.

— Шантаж – не лучшее решение, — заметил Брагоньер и потянулся в карман за кошельком. – Но я обещал, а обещания надлежит держать.

— Вот, — оставив себе пару чекушек, он отдал остальное гоэте, — пройдись по магазинам, купи себе что-нибудь, платье закажи. Или, если хочешь, в столице по меркам сошьём. Леди ли Брагоньер подскажет хорошую портниху, та уложится к сроку.

При мысли о матери соэра у Эллины засосало под ложечкой. Она помнила, как леди отнеслась к ней в прошлый раз: вежливо, но всячески подчёркивая дистанцию между ними, и догадывалась, та не изменит отношения. Одно дело – дворянка, другое – гоэта, которую пригрел в постели сын.

— И вечером ты ночуешь у меня, — вновь погрузившись в работу, заметил Брагоньер.

— Зачем?

— Кухарку жалко: она так старается, а я мало ем, ты знаешь. И до Управления от моего дома гораздо ближе. Мне нужно передать дела, подчистить «хвосты», подписать кучу бумаг… Но тебе это неинтересно, иди.

Эллине не нужно было повторять дважды. Она убрала кошелёк, попрощалась и скрылась за дверью.

Гоэта опасалась, Брагоньер передумает, в последний момент оставит записку, что они никуда не едут. Так бы, наверное, и вышло, если бы не письмо. Его принесли с утренней почтой, когда Эллина завтракала. Соэр уже ушёл, и гоэта сидела в столовой одна. Вышколенная прислуга по приказу хозяина называла Эллину госпожой и выполняла любые желания. Гоэта каждый раз ощущала неловкость, когда ей отодвигали стул или прислуживали за столом.

Белый конверт с тиснением и гербовой печатью наводил на мысли, что письмо адресовано не Главному следователю, а баронету ли Брагоньеру. Эллина побоялась вскрыть его и оставила лежать на подносе.

За ужином выяснилось: это приглашение на Летний бал. И не просто приглашение, а подписанное королём. Соэр гадал, зачем его величеству потребовалось заниматься подобными мелочами, и предположил, что король желал дать какое-то личное поручение. Это настораживало: обычно монарх передавал просьбы через секретаря или Тайное управление. Сольман, друг Брагоньера, возглавлявший это ведомство, частенько служил посредником между соэром и его величеством Донавелом. Магическая связь позволяла беседовать, не покидая кресел кабинетов и не опасаясь быть подслушанными.

Эллина обрадовалась, а Брагоньер нахмурился.

— Послезавтра уезжаем, — сухо сообщил он и налил себе коньяка. – Если сказано приехать десятого, нужно приехать десятого. С платьем что?

— Надену одно из старых, — пожала плечами гоэта.

— Ты собираешься меня опозорить?

— Так его в столице никто не видел, — оправдывалась Эллина. – Или в высшем свете принято каждый раз выкидывать огромные деньги на тряпки?

— Сколько раз повторять: от облика женщины зависит уважение к мужчине, — назидательно заметил Брагоньер, грея бокал с коньяком в ладонях. – Ты будешь первой красавицей, и это не обсуждается.

— Буду, — с готовностью согласилась гоэта. – Надену бриллианты. Те самые, которые в банке храню. Страшно, они дороже меня, но красота требует жертв.

Соэр довольно кивнул, сделал глоток и расслабился. Эллина же непроизвольно подметила: Брагоньер сильно нервничает, и тоже забеспокоилась. Своими тревогами Брагоньер, разумеется, не поделился, утром тоже поговорить не удалось, а вечером соэр снова излучал ледяное спокойствие.

 

Ради путешествия заложили экипаж. Гоэта и не знала, что у соэра таковой имеется. Она привыкла видеть Брагоньера в седле, сама тоже передвигалась по стране верхом, а теперь оба ехали с комфортом.

Рессорный экипаж полнился коробками. Все они принадлежали Эллине. Она взяла всё, что накупила, но не носила в обыденной жизни. Теперь же предстояло соответствовать любовнику и изображать блистательную даму. Но эту роль гоэта собиралась играть только в Калеоте. В дорогу она оделась скромно: в одну из юбок и блузок, мотивировав свой выбор удобством. Брагоньер, вопреки опасениям, возражать не стал, даже не нанял служанку. Знал, гоэта не воспользуется её услугами в пути.