Опешив, уставилась на начальника. Он это серьёзно? Даже переспросила.

— Серьёзнее некуда. Вы слишком много себе позволяете. Забыли, кто вы? Так я напомню. Сегодняшний инцидент… Я на вашем месте бы постарался замять, развить недавние извинения, а не вставал бы в позу. Одно дело, флирт и добровольное согласие обеих сторон, другое – ваши фокусы. По вашей милости могли пострадать сотрудницы Инспекции. Вы об этом подумали? Я проявил мягкотелость, за некоторые… хм… приятные вещи не отдал вас Службе безопасности, но вы меня вынуждаете.

— Значит, таки приятные? – в бессильной ярости сжала кулаки. – И после этого меня в суд? Да вы… Сколько лет вы меня домогались?

— Я? – округлил глаза Лотеску и от неожиданности даже сглотнул. – Да-а, ваша наглость не знает границ! Вам какую статью написать в увольнительном? Вернее, не так: одну или две?

— Именно вы, — спокойно выдержала его прищуренный взгляд. – Не я же на собственную грудь и попу восемь лет пялилась, лапала при первой возможности и стонала…

— На себя посмотрите! – оборвал начальник. – Только попробуйте мне сейчас соврать, будто фантазий не возникало! Они у вас на лице написаны. А ещё расстёгнутые блузочки, обтягивающие брючки, наклоны, взгляды. Тут за мужскую честь впору опасаться.

Шумно выдохнула воздух от возмущения и едва не швырнула ему бумаги в лицо. Сдержала только боязнь суда и позор, с которым меня выставят из Инспекции. С Лотеску станется, он не терпит покушения на собственное достоинство. Помнится, прежде, ещё до получения дворянства, никогда не отвешивал положенных поклонов аристократов. А если нос расквашу, то и вовсе рассвирепеет, прикажет пинком выставить.

Как хотелось испортить это холёное красивое лицо! За деньги, за гадкие слова, за отношение, за одежду и свой позор. Да-а, засранец, хорош! Секс мне понравился, повторила бы, но я не развлечение, хассаби, а человек, который вам всё припомнит.

— У таких мужчин, как вы, та самая честь отсутствует. Трахаете всё, что движется, и с превеликим удовольствием, — дунув, поправила выбившуюся прядь и с гордо поднятой спиной направилась к двери – Увольняйте по двум статьям, хассаби, и пошли вы к шайтану в друзья!

Смело. Даже не так – дерзко.  Плевать, пусть слушает!

И я пойду по улице с высоко поднятой головой. Гори оно, пусть затем пожалею, но сейчас иначе не могу и не хочу. У меня тоже нервы, я вовсе не совратительница, изнасиловавшая бедного несчастного мужика. Мог бы понять, что мне тоже несладко. Думаете, приятно, когда вокруг одни мартовские коты?

— Ишт Мазера, я вас не отпускал! – прогремело за спиной.

Ха, только что уволил!

Подёргала дверь и с досадой констатировала: заперта. Намагичил!

— У вас нервное расстройство на фоне недотраха. Иных причин для неадекватности не вижу. И если испытываете сексуальное влечение, могли бы сказать, а не тащить феромоны.

— Я не…

— Вы – да! — припечатал Лотеску. – Хватит! Когда я, по вашим словам, вас домогался, вы прилагали все усилия, чтобы приставания затянулись.

— Сколько дают за лёгкий телесный вред? – сквозь зубы спросила я, ища глазами предмет, который может тот самый вред нанести.

Лотеску задумался, проследил за моими действиями и тяжко вздохнул.

— Магдалена, хватит! – начальник оперся ладонью о стол и на всякий случай убрал подальше пресс-папье. – У вас действительно нервный срыв. В последний раз предлагаю подвезти. Только до этого извинитесь за недавнюю выходку. Не за феромоны, заметьте, а оскорбления.

— Кому отдать билеты? Тоже этажному секретарю? Я уже их купила. И гостиницу забронировала, нужно менять, – проигнорировала слова Лотеску.

Теперь, продышавшись, поняла: следовало молчать. Но я не воздержанна на язык, вспылили – и получила по полной программе. Извиниться могла бы, толку-то! Уволить уже уволили, в Ведомство магии меня не возьмут, зачем стараться?

— Никому.

— Но я ведь никуда не еду…

— Едете. Извинения, Магдалена, и едете. Я не меняю близкое окружение, новых, достойных уважения людей найти сложно. Касательно сегодняшнего – простите, а вы какой реакции ожидали? Благодарности?

— Да, — честность за честность.

Выдержала паузу и скороговоркой добавила:

— Простите, я погорячилась и наговорила лишнего.

Лотеску цокнул языком и подошёл к бару. Извлёк из него стакан и ром, налил доверху и выпил. И всё это молча. А ведь начальнику за руль!

— Идите сюда, — глухо позвал Лотеску и убрал бутылку.

Стакан отставил на стол, велев после вымыть.

Покорно подошла и остановилась, сверля глазами пол.

— Это уже во второй раз. Третий станет последним. Я с вами слишком терпелив, — покачал головой он. – Увольнять не стану, но хочу нормальные, человеческие, извинения.

— Я уже извинилась, вы же нет. Или то, что вы говорили, комплименты?

Не надоело ему меня унижать? Хотя, чему я удивляюсь, это же Эмиль Лотеску. Он ведь чуть не пустил по миру Гарета, доведя до суда бытовой инцидент. Вот и меня наверняка отправит за решётку или на исправительные работы.

— Хорошо, можете не извинятся. Пузырёк и чай мне отдайте. И пойдёмте уже! Или увольнительный лист таки подписать?

Покачала головой и напомнила о запертой двери.

Замок щёлкнул, и я смогла забрать сумку из приёмной. Внутри царило странное опустошение – последствие ссоры. Она высасывает все силы, принося с собой усталость: физическую и душевную.

— Простите, хассаби, — слова вырвались сами собой, — мне следовало спросить вашего разрешения.  И чай для подруги надлежало покупать после работы.

— И подруге вашей не стоит поить мужчину этой гадостью, — Лотеску забрал у меня бутылочку и коробку с чаем, чтобы запечатать в специальный пакет, в котором обычно хранили вещдоки. – Если не хочет его потерять. Можете так и передать.

Ну да, нехитрую житейскую мудрость мне только что доказали.

— Как нехорошо получилось. Я честно не хотела, хассаби, — покаянно опустила голову. – И говорить всё это, и вред причинять, и…

— Забыли! – махнул рукой Лотеску. – Лишь бы урок извлекли. Лимит моего терпения почти исчерпан. Я вас не увольняю, как вы поняли, — добавил он, — но теперь стану проверять содержимое сумочки. Во избежание эксцессов.

Кивнула и робко напомнила о звонке в Министерство. Ладно, Ведомство, местные дела, это важнее.

— Вот поэтому и не увольняю, — впервые за всё это время улыбнулся Лотеску. – И не сомневаюсь, что не собирались соблазнять.

Усмехнулся и произнёс сладкое:

— Премии не лишу.

И хмыкнул:

— Давненько я так ни с кем не ругался!

Начальник вновь запер двери, установил чары и шагала к подъёмнику. Я спешила за ним, пытаясь держаться так, чтобы спина Лотеску защищала от любопытных взглядов.

К счастью, навстречу нам никто не попался. На подъёмнике тоже спустились в одиночестве, зато в гараже моё везение закончилось. Там толпились ликвидаторы. И, разумеется, они нас заметили.