Во-вторых, работа помощником библиотекаря приносила барыши. И не только денежные – студенты и преподаватели частенько благодарили за помощь кто шоколадкой, кто баллом на контрольной работе.

В-третьих, два прекрасных друга и комната в студенческом доме. Не так плохо, согласитесь, не безнадега.

Хендрик действительно развелся. Отдал все вещи, даже за свой счет перевез к маме. Правда, был момент, когда казалось: вернется, раздумает. Хендрик тогда обнял, поцеловал. Явилась Франка, закатила скандал. Бывший муж на нее рыкнул, напомнив, что она ему пока никто. Засомневалась, будто он женится. Пусть Франка с животом, но, похоже, разочаровала любовника. Увы, я ошиблась: они помирились. Видела потом, как ходили в обминку. Франка жалась к Хендрику, с обожанием заглядывала в глаза. При встрече, потупившись, извинилась за все, поблагодарила за мужа.

Не выдержав, уехала к матери: больно и гадко. Но и там не задержалась, метнулась в Вышград. Лаэрт со мной: не желал бросать зареванную девицу. Хендрик, к слову, эльфа видел, многозначительно хмыкнув, обронил: не сомневался, я быстро найду замену. За слова бывшему мужу пришлось ответить. Весь город слышал мои обвинения. Лаэрт с трудом оттащил, а бывший назвал истеричкой.

Не спорю, выглядела я ужасно. Глаза вечно красные, волосы космами в разные стороны, одета абы как, лишь бы не голая. Вечно скулила, жаловалась. Если бы не Лаэрт, спилась: спиртные напитки дарили мнимое состояние покоя, стирали память, приглушали боль.

Оставалось надеяться, расстояние и время лечат. Туда, где Хендрик и Франка, я больше ни ногой. И к маме пока тоже: все напоминает о бывшем муже.

Может, не такая плохая идея— Школа иных? Там точно не дадут предаваться унынию.

В студенческом доме до сентября предстояло жить в одиночестве – еще один повод свихнуться. Самое поганое, Лаэрт тоже торчал в пыльном, душном летнем городе, а ведь его родные целый год не видели.

— Агния, никуда я не уеду! – не поддавался на уговоры друг. – Не хочу найти по осени иссохший труп.

— У меня отец — некромант, — апатично ответила я, уставившись в потолок.

Рядом валялись свертки. Выбросить бы: куплено на деньги Хендрика.

— С этого места подробнее. — Лаэрт всеми силами старался вырвать меня из лап тоски.

Промолчала и уткнулась лбом в стену.

Не хочу, ничего не хочу. Ни есть, ни говорить, ни думать, ни гулять. Эльф все в город тянет, каштаны поесть, сбитня попить, звезды ночью посчитать. На столе букет сохнет. Третий уже.

— Агния, не изображай живой труп! – настырный эльф встряхнул за плечи. – Из-за одного козла жизнь не кончилась.

— Он не козел, а сволочь, — поправила я.

— Агния, я пошел за магистром Ксержиком! — пригрозил эльф и, плюхнулся на постель, принялся щекотать. Я отбрыкивалась.

Устав бороться, Лаэрт отступил и встревоженно напомнил:

— Ты третий день ничего не ешь.

— Человек может месяц жить без еды, — процитировала заученный факт из учебника и, приподнявшись на локте, ласково добавила: — Со мной все хорошо, иди, веселись.

В окно било яркое солнце, радостно щебетали птицы, а мне хотелось тишины и темноты. Вот и сидела в духоте, лишь бы ничего не видеть и не слышать.

— Ладно, если тебе нужен некромант, будет тебе некромант, — хмыкнул Лаэрт.

Ушел, наконец. Можно лежать и спать. Потом выползти на кухню, выпить чаю и снова на боковую в царство полумрака.

Надеялась, друг сдался, оставил меня в покое, но надежда — существо ветреное.

— Юноша, я не люблю розыгрышей. Трупом тут и не пахнет. — Голос Ксержика услышала задолго до того, как тип ввалился в комнату.

Только папаши для полного счастья мне не хватало! Еще один кобель!

— А это что?

Издевается?! Встрепенувшись, обернулась.

Я, по мнению Лаэрта, труп?

Плюхнулась обратно, пусть к стенке поворачиваться не стала.

Плевать, согласна стать учебным пособием по летаргии.

— Трупы смердят и не дышат. Эй, девушка, кикиморы в список домашних животных не входят, нечего их плодить!

Промолчала, но мужчины оказались настырными, пришлось отправить в дальний путь и указать адрес. Реакция оказалась неожиданной.

— Все с ней в порядке, — авторитетно заявил некромант. Определил на глаз, глянул с порога и все. — При наличии мужчины и постели и вовсе проблем нет: женская истерия быстро лечится. Стоило отрывать меня по пустякам! Словом, третий лишний, и я пошел.

— Она ничего не ест, лежит постоянно, — эльф поспешил сменить тему.

Спать со мной ему не хотелось, мне с ним, естественно, тоже, но как это объяснить некроманту? Для него, похоже, не существовало ни дружбы, ни морали. Немудрено, учитывая историю моего рождения.

Алоис недовольно цокнул языком и развернул лицом к себе.

— Значит, так, красотка: встала и пошла на рынок. Полагаю, ректор не оценит труп студентки в качестве подарка к новому учебному году. Гляди, заберу с собой, вмиг очухаешься! Мои студенты любую меланхолию лечат. Инстинктом самосохранения. Агния, кончай плодить сырость! – прикрикнул некромант и насильно усадил.

В руке оказался носовой платок. С чего такая забота? Или папаша не выносит слез? Ну да, кривится. Плевать, хочу и буду плакать.

Или подушкой в него запустить? Такой же козел, как Хендрик! Наверняка охмурил маму, влюбил, получил свое и бросил. Ушел тайком, искать другую.

Шумно высморкалась и, свернувшись калачиком, замерла.

Уходите все. Мне никто не нужен.

— Вы ее отец? — сообразил Лаэрт.

— Отец не отец, но без меня это чудо лакричное на свет бы не появилось. Если честно, не радует.

Меня тоже, но терплю ведь?

Настырный некромант усадил и хмыкнул:

— Такие веки только у пьянчуг! Ты тут сколько дней квасила? Поставь такую на тракте, даже в темноте никто не возьмет.

— В темноте только вы шляетесь, невелика потеря! – окрысилась в ответ и стукнула кулаком по запястью.

Хоть бы почувствовал! Неужели я так обессилила!

— А тощая! – не унимался Алоис. – Ветром в спокойную погоду унесет. Скелеты и то привлекательнее. Слышь, чудо, чем мужиков брать собираешься?

— Каких мужиков? – не поняла я и, воспользовавшись моментом, когда Ксержик ослабил хватку, плюхнулась обратно.

— Любых, — закатил глаза некромант. – Не вечно же в девках сидеть, слезы по неизвестно кому лить. Эй, — велел он Лаэрту, — раздвинь занавески! Будто сырой склеп, право слово!