Магистр Тшольке не двигалась, будто приросла к земле. Она стояла и смотрела на небо. Одним богам известно, какие минуты вспоминала. Руки повисли безвольными плетями. Нельзя ее одну оставлять, нельзя! Только не примет Осунта утешения, особенно от меня.

У самой на душе муторно, сердце ноет.

Нос по-прежнему хлюпал, по щекам стекали одиночные слезинки.

Хотелось остаться, сесть рядом с магистром Тшольке и тоже смотреть на небо. Эдвин Лазавей мне нравился, успела привязаться. Конечно, не так, как Осунта, но он совсем не то, что другие магистры. И общаться с ним легче, и мужчина хороший, добрый. Другой бы такое за выходку с веткой устроил, за истерику, угрозы, хамство, а он пожалел.

В итоге остановилась.

Посижу, посчитаю звезды, может успокоюсь.

Разумеется, Осунта заметила, хотела отправить по известному адресу, но не успела. Воздух пронзила очередная яркая вспышка. По-моему, завизжали мы обе. И обе же кинулись туда, где полыхнуло. По пути убеждала, что владею врачеванием и смогу помочь. Более того, очень-очень хочу помочь!

Магистр Лазавей напоминал труп: бескровный, синюшный. Дышал ли он? Ничком лежал на траве и не двигался. Тшольке присела рядом на корточки, позвала, аккуратно перевернула.

Сглотнула и прижала ладонь ко рту: остекленевший взгляд! Изо рта вытекла струйка крови, нос тоже весь в бурых пятнах.

— Ты говорила о помощи, — зло бросила Осунта, подложив под голову коллеги валик из собственной накидки, — так давай! Я за Алоисом Ксержиком, одной мне Эдвина из глубокого минуса не вытащить. К слову, если кровь действительно некромантская, тоже принесешь пользу.

— Как? — плюхнулась рядом, щупая пульс.

Есть, живой! Но едва живой…

Магистр не стала пояснять, махнула рукой и побежала за Алосом. Тут не до степенности и преподавательской этики.

Развязала шейный платок и расстегнула рубашку Лазавея. Тоже не до приличий. Задумалась, припоминая картинки в книге, и в первый раз в жизни принялась за массаж. Нужно заставить сердце биться. Чтобы кровь прилила к голове, вытащил валик и сунула под колени.

Остро ощущала собственную ущербность. Лекарь! Три раза ха! Вот травы сварить – да, только времени нет. Надавливала на грудь магистра и надеялась, тот очнется. Не переставала надеяться, даже наклонилась, воздух в рот вдохнула. Прости, Хендрик, и пошел ты со своей ревностью! В отчаянье проделала снова и снова, и вот, когда уже отчаялась, ресницы магистра Лазавея дрогнули, а глаза закрылись. Трупы точно не моргают.

Подоспели Осунта, Алоис и Юлиана, прогнали, поручив приготовить постель для больного. Поиском ночлега занимался Липнер.

Остановили выбор на первой попавшейся чистой избе. Я быстро обустроила лежанку, немного похозяйничала на кухне. Там услышала о травнице и, пискнув от радости, со всех ног припустила к ней.

Словом, мы развили столь бурную деятельность, что Эдвин Лазавей не смог умереть.

Глава 9