Начальник переключил диктино на визуальный режим и поманил. Пришлось встать вплотную, чтобы разглядеть газетный разворот и закрыть его от посторонних. Судя по всему, по ту сторону экрана Синглер — узнаю его толстые пальцы и перстень-печатку — маленькую прихоть. Наклонилась ближе, благо Лотеску предупредительно расстегнул браслет и положил его на барную стойку, и вчиталась.

Статейка оказалась злобной и пустой. Мало фактов, много трепа. Упоминали меня, Кэрола, прошлись по честолюбивым мещанам, которые притесняют честных аристократов, крадут их должности. Алард представал невинной овечкой, начальник — злобным монстром. Неизвестный — не сомневаюсь, статью писал не репортер, — выкопал историю с сыном камердинера, припомнил промахи в поимке некроманта, обвинял в казнокрадстве.

— Красота, верно?

Лотеску щелчком выключил визуальный режим и положил диктино экраном вниз, чуть придавив ладонью. Видимо, разговор с Синглером он закончил.

— Мерзость! — передернула плечами.

— Мне особенно казнокрадство понравилось, — едко продолжил начальник. — Свои грехи приписывает.

Хассаби глотнул из стакана и велел бармену повторить.

Смотрела, как золотистая жидкость льется на кубики льда и понимала: обыватель мог поверить. Лотеску жил роскошно, не скрывал любовь к комфорту, тратил кучу денег на женщин. Спрашивается, откуда? Но он не крал, зуб даю! Жалование позволяло осуществить любые прихоти, хассаби находил только законные способы увеличить его размер.

— Подадим в суд?

Вечер окончательно превратился в рабочее совещание.

— Естессственно! — прошипел Лотеску. — Юристы уже занялись, выдохните, не вам стараться. Когда вернемся в Нэвиль, писака во всем признается. Может продавать последнюю рубашку, за моральный ущерб возьму по полной.

Не сомневаюсь.

Помолчав, дождалась, пока бармен уйдет в подсобку, и, склонившись к уху начальника, быстро зашептала:

— Он боится, боится, хассаби! Вы на верном пути и, — вот и ложка дегтя, — опять оставили меня не у дел. А обещали искренность, доступ к следствию.

— Так рассказывать особо нечего, — рука Лотеску оплела талию, усиливая впечатление воркующих любовников. Губы практически касались уха. Таким тоном только пошлости шептать, а не трупы и улики обсуждать. — Те же лица, те же вопросы. Сейчас бьемся со счетами, пытаемся заполучить кристаллы, терзаем диктино Аларда и всякое такое. Сами понимаете, улики быстро не находятся.

— А утопленник? — на всякий случай избегала называть его по фамилии. — Его диктино нашли? Опросили кондукторов, проводников? Он приехал из Штайта, где-то жил. Невозможно предусмотреть все.

— Невозможно, — согласился хассаби.

Его дыхание щекотало обнаженную шею, беззащитную без волос, которые убрала в пучок. Рука прижала чуть теснее, в облако сладкого аромата парфюма — даже в поезде Лотеску выглядел безупречно. Странно, но волнение быстро унялось, я перестала замечать подобные мелочи. Наоборот, придвинулась, чтобы беспрепятственно шептать на ухо. Пожалуй, хассаби прав, роль любовников идеальна для конфиденциального общения.

Начальник внимательно слушал, обнимал одной рукой и пил. Пальцы поглаживали ниже спины, лениво, но уверенно. Легонько боднула его бедром — не помогло.

— Хассаби! — я тоже умею шептать с придыханием.

— Ммм? — карие глаза хитро блеснули, а рука нагло скользнула ниже.

— Эмиль! — уже громко, с нотками возмущения.

Пусть не обижается на фамильярность, сам вынудил. Однако начальник словно и не заметил, заключил в полноценные объятия, прижав к барной стойке, и, склонившись к губам, нагло потребовал:

— Продолжайте, Магдалена. Вы неплохой аналитик.

И, нагнувшись ее ниже, хотя уже некуда, нагло добавил:

— Вам нравится.

Вот уж нет! Ну ладно, немного, самую малость. Адреналин так приятно щекочет кровь! Плюс знаю, начальник не переступит черту, а ходить по краю — так изумительно. Многие бы покрутили пальцем у виска, посоветовали проучить хассаби, но он прав. Нравится, хассаби.

Бармен понимающе улыбался, а мы жарко обсуждали не планы на ближайшую ночь, а способ докопаться до правды. Лотеску обещал копии счетов и прочей информации по дотациям и, уже в Нэвиле, полный доступ к расследованию. Иными словами, копии полицейских отчетов отныне ложились в мой сейф.

Вместо поцелуев — как мастерски изобразили! — записки шантажиста. Лотеску припоминал детали.

— Почерк своеобразный, — начальник тесно прижимал к себе, будя давно забытые воспоминания о мужчине. — С одной стороны, мастерски изменен, с другой — есть в нем нечто знакомое. Мне не дает покоя буква «е», вернее, ее петелька. Вы случайно не запомнили? Чего-то я не вижу…

Нахмурила лоб и потянулась за стаканом Лотеску. Он цокнул языком и заказал мне коктейль.

М-да, похоже, поездка в Штайт станет едва ли не самым шикарным событием в жизни.